Живописец Ким Бритов

Имя живописца Кима Бритова - в ряду лучших современных пейзажистов россии.

Его работы хранятся в Третьяковской галлерее, Русском музее, национальных и частных коллекциях многих стран Европы, Азии и Америки. Ким Николаевич - народный художник РФ, профессор владимирского педагогического университета, один из основателей владимирской школы пейзажной живописи.

Уже став признанным художником, Ким Николаевич писал: "наше направление в пейзаже своими корнями уходит в живопись реалистической школы. Но мы вносим в него условность русского лубка, отчасти миниатюры, декоративность национального орнамента и свое видение окружающего мира".

Явление владимирской школы пейзажной живописи сродни явлению французского импрессионизма. В том и другом случае - разрыв с ортодоксальной, лакированной живописью. Но есть и существенная разница: молодые французские бунтари вышли со своим протестом пусть небольшой, но уже сложившейся группой, тогда как владимирскую школу зачинали одиночки. Ким бритов был в числе первых возмутителей.

Теперь о "школе" и ее основателях написано нимало и не только в периодической печати - изданы книги, альбомы, каталоги, печатаются репродукции работ художников, собрать все - окажется приличная библиотечка. Иные авторы публикаций, подробно разбирая творчество художников, скороговоркой, схематично рассказывают о них самих. Скажем, о киме бритове:

художником мечтал стать с детства, кончил мстерскую художественную профтехшколу, изостудию при областном доме народного творчества. Но по большому счету у бритова нет специального образования. В мстерской профтехшколе он проучился всего один год, а в списках изостудии вообще не значился.

Родился Ким 8 января 1925 года в небольшом текстильном городке собинке. В начале тридцатых годов его отец, в прошлом простой рабочий, участник гражданской войны, награжденный орденом боевого красного знамени, был назначен директором прядильно-ткацкой фабрики в г.Коврове, куда и переехала семья.

- Я рос обыкновенным мальчишкой, - вспоминает Ким Бритов, - и мог стать кем угодно. Мог вообще оказаться бог знает кем - жизненные обстоятельства складывались не в мою пользу: арест родителей, скудная жизнь у брата, фронт, ранение... Тут было не до голубой мечты детства. Правда, мне определенно везло на хороших людей. Три человека сыграли решающую роль в моей судьбе, три художника и талантливых педагога - чесноков, мазин, сысоев.

В ковровской школе n 2, где начал учиться ким, многие ребята увлекались рисованием. Этот предмет там вел обаятельный человек Сергей Михайлович Чесноков. Он с золотой медалью окончил известную на всю Россию Казанскую художественную школу, став незаурядным живописцем. Работу в мастерской он сочетал с учительством, которому отдел всю свою жизнь. Его уроки и занятия в изокружке, который организовал Сергей Михайлович, превращались в интересные экскурсии в мир прекрасного. Учитель будил в детях любовь к природе, учил понимать, ценить и любить ее. В мастерской кима николаевича постоянно висят репродукции картин "Грачи прилетели" А.Саврасова и "Март" И.Левитана, которые много лет назад там, в школе, поразили его детское воображение.

В тридцать восьмом Бритовых настигла жестокая беда: арестовали отца и мать. Киму с сестрой пришлось переехать к старшему брату во Владимир. Досталось лиха детям "врага народа"! потом война, фронт. Домой Ким вернулся инвалидом. Специальности никакой, весь жизненный опыт - "уроки Чеснокова".

Решил продолжать в том же направлении. В то время единственным местом в нашей области, где "учили на художника", была мстерская художественная профессионально-техническая школа, готовившая живописцев-миниатюристов. Туда Ким и подался, благо школа радушно принимала вчерашних фонтовиков. Его зачислили сразу на третий курс. С четвертого, не расписав за год не одной "коробки", он ушел. И не потому, что оказался не ко двору, а потому, что у него не было перспективы стать настоящим мастером миниатюры: изуродованная на войне рука не позволяла полноценно работать тонкими кистями.

Тем не менее "мстерский год" оказался очень важным в творческой биографии художника.

- Если бы не Мстера, - признается Ким Николаевич, - я вряд ли бы стал тем, кем стал. Условность, декоративность, лубочность в моей живописи - все это оттуда, из Мстеры.

Многое дало непосредственно школа. В течение года он получал систематизированные знания по истории, теории и практике живописи. Но главное, в мстере он познакомился с Константином Ивановичем Мазиным - выпускником той же, что и Чесноков, Казанской художественной школы, закончившим Петербургскую академию художеств. Мазин был тонким пейзажистом.

В профтехшколе он преподавал живопись. Константин Иванович сразу обратил внимание на любознательного, старательного ученика, приблизил его к себе. Он охотно делился с кимом своими знаниями, рассказывал об известных мастерах кисти, многих из которых он знал лично, о их творческой манере.

Незабываемыми остались уроки на пленэре, когда Ким мог непосредственно наблюдать за работой учителя. Он видел, как точно тот схватывал состояние природы, переносил свое видение на холст, как смелыми, раскованными мазками добивался выразительности рисунка. В свою очередь Константин Иванович подмечал ошибки ученика, тактично обращал на них внимание, помогал исправить, не забывал отметить и похвалить каждую удачу. Знакомство с мазиным окончательно определило жизненный выбор Кима Бритова.

Расставшись со Мстерой и вернувшись во Владимир, он какое-то время изводил краски, работая художником на трактором заводе и в облдрамтеатре. Тогда и произошла еще одна примечательная встреча - с профессором Николаем Петровичем Сычовым. Художник и ученый, еще до революции ставший магистром истории искусств, он не избежал сталинских репрессий. Освободившись из мест не столь отдаленных, он вынужден был прозябать "на сто первом километре" без права въезда в москву.

Во Владимире Сычов оказался соседом Бритова - поселился на той же улице. Ученому шел тогда седьмой десяток, Киму не было и двадцати пяти. Тем не менее, познакомившись, они подружились. Сычов, обладая глубокими и разносторонними знаниями, расширил круг интересов бритова. Художник, говорил он, может оказаться обычным ремесленником, если замкнется в рамках только своей специальности, не будет знать, что делается в смежных отраслях культуры - литературе, театре, архитектуре, музыке. Будучи крупным специалистом в области реставрации памятников старины, Сычов "открыл глаза" молодому другу на древнерусскую живопись, на ее роль в становлении национального изобразительного искусства.

В конце сороковых Ким полностью переходит на творческую работу, принимает участие в областных выставках. Его пейзажи, несмотря на еще очевидную "сырость", привлекают внимание специалистов. Уже в 1949 году, не поучаствовав ни в одном республиканском вернисаже, Бритов был принят кандидатом в члены союза художников. С 1954 года он член этой творческой организации.

Может быть потому, что Ким не прошел через аудитории институтов и академий, он по-своему воспринимает живопись. Конечно, в молодости он работал "под кого-то" - под Саврасова, Левитана, Беляницкого-Бируля, испытал влияние французских импрессионистов, Ван Гога. В то же время он видел, что многие современные ему живописцы в своем творчестве уходят от правды, работаю "на идею". Это проявлялось не только в портретах, тематических и жанровых полотнах, но и в пейзаже - все причесано, приглажено, прилизано. Поэтому Кима все больше привлекали простота русского лубка, выразительность иконы, лаконизм миниатюры, философия древней фрески. Он старался по-своему компоновать полотна, добиваясь динамичности композиции, насыщая их цветом.

Постепенно в его работах как бы сплавлялась живопись разных времен и направлений, приобретая определенную условность, необычное цветовое звучание.

Новое всегда с трудом пробивает себе дорогу. Чем дальше углублялся Ким по пути поиска, тем самостоятельнее становился его почерк, тем пристрастнее относились к нему критики, тем неприязненнее становились ее отзывы. Ему не прощали плоскостное изображение предметов, обвиняли в вычурности, отрыве от жизни. Нелегко было молодому художнику выстоять под массированным огнем оппонентов. К счастью, у него нашлись единомышленники. Молодое послевоенное пополнение живописцев не хотело идти наезженными путями. Поначалу это были отдельные художники - В.Юкин, В.Кокурин, но число их от выставки к выставке росло, и к концу пятидесятых группа насчитывала более полутора десятков человек - Н.Мокров, А.Шесталов, В.Егоров, Н.Мадоров, В.Потехин, Е. и В.Телегины... С завидной последовательностью "казенная критика" продолжала разносить их за то, что они пишут не так и не то. Почему пейзажи у них "голые" - ни тракторов, ни комбайнов, зачем нужно рисовать стены монастырей и купола храмов, когда повсюду возводятся фабрики и заводы, что за увлечение старой деревней, если уже строятся агрогорода.

Однако парадокс заключался в том, что работы молодых владимирских художников привлекали все больше внимание посетителей больших и малых выставок. Возле них разгорались споры, мнения делились, но яркие, броские пейзажи не оставляли равнодушными. Их приобретали музеи и частные коллекционеры как наши, так и зарубежные. В публикациях появилась словосочетание "владимирская школа".

И тут всполошились в союзе художников РСФСР. На творческой конференции в Москве в апреле 1970 года тогдашний председатель правления союза Г.Коржев заявил: "вот уже в течение нескольких лет с легкой руки некоторых искусствоведов сначала полушутя, а последнее время совсем серьезно и без кавычек утверждалось такое название, как "владимирская школа" в живописи...

Повышенный интерес к их живописной манере, слишком скорая популярность, которую им помогли приобрести некоторые наши печатные органы, привели владимирских художников, к сожалению, не к новым открытиям, а к топтанию на месте, к бесконечному переживанию одних и тех же мотивов". В этих словах сквозила столичная спесь: как это, новое художественное направление и не в москве, даже не в ленинграде, а где-то во владимире? так не бывает.

И все-таки новое прокладывало себе путь. К 1972 году на республиканской выставке "советская россия" владимирские художники выступили настолько впечатляюще, что даже официоз советской прессы - газета "правда" - вынуждена была обратить внимание на "особую декоративность, звучность цвета, ритма" их письма, увидела в этом "пластическое совершенство и эстетическую содержательность". К.Бритов и В.Юкин были названы поименно.

В 1973 году в столице вышел прекрасно оформленный альбом "владимирские пейзажисты" с восторженной статьей о наших земляках. Через три года в сборнике "краски нечерноземья", вобравшем в себя материалы о лучших мастерах кисти центральной россии, можно было прочесть: "пришла пора гордиться новой, советского времени владимирской школой живописи. Она сложилась на рубеже 50-60-х годов и сразу же завоевала любовь и признание зрителей мажорным красочным строем живописных полотен, стремлением художников передать сегодняшнюю многокрасочную жизнь земли владимирской, умением современным языком сказать о подленно народном, вечном чувстве родной земли".

Признание пришло.

Н.Демьянов, заслуженный работник культуры рф.