Художники

Владимирской школы

Другие

художники

Главная » Полезная информация » Ким Николаевич Бри­тов (ЗАМЕТКИ О РУССКОМ ХУДОЖНИКЕ)

Другие

статьи

Мир Николая Владимирова. Художник с Никологалейской. Владимирская Школа Пейзажной Живописи Ким Николаевич Бри­тов (ЗАМЕТКИ О РУССКОМ ХУДОЖНИКЕ) Pассказ о великом Владимирском живописце Владимире Юкине. Владимирский живописец Юкин. История владимирской школы живописи. Ким Бритов: «В каком красивом мире мы живем!» Живописец Ким Бритов Интервью с Председателем Владимирской организации Союза художников России, Черноглазовым И.А. Ким Бритов: "Подвиг разведчика" О Подольских художниках Художники владимирской земли Духовное пространство и птичьи хороводы на рассвете. Юрий ШАТАЛОВ, соб. корр. Владимир.

Ким Николаевич Бри­тов (ЗАМЕТКИ О РУССКОМ ХУДОЖНИКЕ)


Он один из самых прославленных современных живописцев России. Не Церетели, не Глазунов и не Шилов, он - Ким Бритов и, как сказал по­эт, тем и интересен... Нет на Владимирской земле, и в обозримом буду­щем не предвидится, более известного живописца. Художника с действи­тельно мировым именем, признанного всеми критиками, искусствоведа­ми, коллекционерами и, что особенно важно, зрителями.

Персональная выстав­ка народного художника России Кима Бритова открылась в областном цен­тре изобразительных ис­кусств. Он по праву считается одним из осно­воположников знамени­той владимирской шко­лы пейзажа, а если гово­рить шире - нового на­правления в искусстве.

Он и его последователи первыми смогли увидеть в привычных земных ве­щах осмысленность бы­тия, остановить на миг не­умолимо несущееся впе­ред время, увидеть яр­кое в сером, празднич­ное в будничном, вечное в мимолетном. Но глав­ное, Ким Бритов сотова­рищи сумели рассказать об этих вечных ценнос­тях. Картины патриарха владимирской школы жи­вописи заставляют зрите­ля замереть в изумлении и увидеть жизнь во всей ее повторяемости и, од­новременно, уникальнос­ти. Ким Николаевич Бри­тов всегда узнаваем, и даже среди художников владимирской школы его отличает особая четкая ясность и бережное от­ношение к мазку. ...

Родился Бритов 8 января 1925 года в Собинке. В годы войны, с 1942-го по 1945-й, во­евал в артиллерийской разведке, в День победы был свидетелем встречи союзников на Эльбе, а в 1945-м в возрасте двад­цати лет поступил сразу на третий курс Мстерской художественно-промышленной школы. С 1948 года Ким Бри­тов начал посещать ху­дожественную студию профессора Н.Сычева и впервые во Владимире стал выставлять свои ра­боты на областной худо­жественной выставке. В 1954 году Ким Ни­колаевич принят в члены Союза советских худож­ников, в 1957-м впервые принял участие во Все­союзной художествен­ной выставке в Москве. В 1975 году состоялась первая персональная вы­ставка живописца, через два года ему присужда­ется звание «Заслужен­ный художник РСФСР». Выставки следуют она за другой, только одно перечисление принимающих их стран заняло бы целую страницу. В 1995 году Ким Николаевич был удостоен высокого звания «Народный художник России». С этого года часть его работ постоянно экспонируется в Государственной Третьяковскоей галерее.

Принято считать, что именно после войны родилось особое направление в живописи – знаменитая владимирская школа. Искусствоведы объясняют этот феномен так: поколению военного времени просто захотелось ярких красок. Наверное, в по­добных объяснениях есть доля правды, но только доля. Поколению военно­го времени красок хвати­ло на всю жизнь, и ярких, и особо мрачных, и совер­шенно трагических.

Кра­сочное мировосприятие и самобытный, заложен­ный во всем оптимизм воспроизводит внутрен­ний мир художника, усиле­ние декоративного пони­мания цвета у Бритова на­целено в первую очередь на переоценку простых и понятных для каждого черт окружающего мира. Поэтому небо на его по­лотнах такое синее, лис­тва по-особому ярко-желтая или оранжевая, зим­ние сугробы чаруют голу­бизной. «Золотое поле» может служить яркой иллюстра­цией творческой манеры Кима Николаевича. Весь передний план картины - это буйство желто-зо­лотого цвета в роскош­ных подсолнухах, и вер­хний план отдан осле­пительно желтому сол­нцу, и даже древний монастырь на горизонте ка­жется золотым, хотя его колорит достаточно ре­алистичен. Каждый ма­зок выверен до микрона, и неискушенный в живо­писных приемах зритель буквально замирает пе­ред этим полотном не в силах отвести взгляд. Та­кое же впечатление про­изводят полотна «Клязь­ма разлилась», «Осен­ний день», «Снег выпал», «Натюрморт с раками», «Автопортрет» и дру­гие.

Работая в различ­ных жанрах, Ким Бриттов все-таки отдает предпоч­тение русскому пейзажу. В них явная канонизированность сюжетов, почерка, цветового вопло­щения и любовь ко все­му земному. Его карти­ны словно возвращают зрителя к истокам русс­кого искусства. Около сотни работ разных лет предста­вил маэстро на выстав­ке. Здесь и «Корейский» цикл, и «Южный» с улоч­ками Гурзуфа и, конеч­но, «Французский» с за­рисовками Ля Рошели и Монмартра. Ну, какой же художник пройдет ми­мо этого, ведь именно там зарождался импрес­сионизм!
 
- Мне посчастливи­лось быть с Кимом Ни­колаевичем во Франции, -рассказал заслуженный художник России Влади­мир Рузин. – Принимали нас шикарно, а Ким расторитетом и с ним будет тяжело. Ничего подоб­ного! Даже вот такая де­таль: он во сне похрапы­вал, и я как-то пожало­вался, что не высыпаюсь в одной комнате с ним. Так он специально на­чал спускаться на пер­вый этаж, где и спал в кресле. По вечерам мы всегда ходили в гос­ти, возвращались обычно за полночь, но Ким всег­да и в эту пору брал в ру­ки кисти и рисовал. Заме­чательный пример рабо­тоспособности для мо­лодых художников! Сей­час наступает эпоха бо­лее академической жи­вописи, можно сказать, живописи информацион­ной. Мастера, подобные Бритову, остаются, вер­ны своей манере, исто­ки которой, наверное, ле­жат в древнерусской иконописи. Так называемая ковровая живопись очень для нее характерна.

83-летнего мастера пришли поздравить то­варищи по цеху, губер­натор Николай Виногра­дов, чиновники из депар­тамента культуры и мно­гочисленные почитатели его таланта. Почетный гражданин города Владимира Ким Бритов награжден золотой медалью Акаде­мии художеств России, золотой Пушкинской ме­далью, он также лауре­ат живописной премии им. И.Левитана.

В общей сложности Бритов напи­сал более 4 тысяч картин, участвовал почти в 300 выставках в нашей стра­не и за рубежом. Карти­ны патриарха владимирс­кой школы живописи хра­нятся в Государственной Третьяковской галерее, Русском музее, во многих музеях нашей страны и в многочисленных частных собраниях стран Европы, Азии, Америки...

Источник: Муравкин, Сергей Открылась выставка патриарха владимирской школы живописи // Владимирские ведомости. – 2009. - 7 февраля.

ОТКРЫТИЕ ЖИВОПИСЦА

Прозаик С. Баранова проработала в газете «призыв» тридцать лет - от литсотрудника до заместителя редактора. Одна из глав­ных тем ее публикаций - творчество владимирских художников. С некоторыми дружит уже много лет, знает их характеры, привыч­ки, круг занятий, увлечений. Сейчас Светлана Баранова готовит к изданию книгу о живописцах и графиках. Правда, это будут заметки не о творчестве, как о тако­вом, не искусствоведческие оценки, а заметки о бытовой стороне жизни, интересные случаи из биографии владимирских художников.

Сегодня читателю предлагается первая главка из книги - о на­родном художнике России Киме Бритове.

Однажды он сказал мне, отвечая на вопрос: ПОЧЕМУ ВО ВЛАДИМИ­РЕ ТАК МНОГО ХУДОЖНИКОВ - СА­МОРОДКОВ? Не имеющих высше­го, да и среднего художественного образованиям, знаменитых на весь мир? Например, Валерий Кокурин, Владимир Юкин? Да и вы, Ким Ни­колаевич Бритов? Он не обиделся, не переспросил, а стал отвечать в своем, бритовском, ключе, спокой­но, убежденно, как если бы он давно уже знал ответ на этот вопрос. Зада­вал его сам себе и точно вывел фор­мулу появления самородков во Вла­димирской земле.

А формула такова. Они, живопис­цы, живут в центре города, который по своему географическому и истори­ческому положению находится в цен­тре России, в центре православия. ЗДЕСЬ ЗЕМЛЯ НАМОЛЕНА - за­помнила я его слова. И это обстоя­тельство сыграло большую роль в рождении талантов на земле Вла­димирской. А там, где живут пейза­жисты - где находится их дом - ма­стерские, находился когда-то двор Андрея Боголюбского, который сам заслужил того, чтобы его назвали ху­дожником; сколько рукотворной кра­соты он возвел, строя храмы!

Любовь к философии у народно­го художника России Кима Бритова я заметила давно: в любом разгово­ре это чувствовалось - в оценке работ начинающих пейзажистов на выставкоме, в разговоре в застолье или во время интервью. Иногда он стано­вился хитрющим лицедеем, чтобы сбить с толку какого-нибудь началь­ника.

Было такое в те времена, ког­да ставили под сомнение пишущих владимирцев - пишущих пастозно, не как все, и тем самым вызываю­щих подозрительность. Вот одна из баек-легенд или пример сущей прав­ды. Однажды на областную выстав­ку пожаловало высокое начальство. Подошло начальство к картине Бри­това, где были изображены дома на фоне леса - яркого, осеннего. И на­чальство спрашивает у Кима Николаевича: - А почему у вас все крыши крас­ные? Бритов не смутился, а коротко от­ветил: - Другого железа не было.

Как объяснить человеку художе­ственный замысел если тот чело­век мало что понимал в живописи и бранным словом у него было слово импрессионизм, которое он еле вы­говаривал? Приходилось мимикрировать, при­спосабливаться, шутить таким образом. Приходилось и заказуху выпол­нять. Однажды кто-то попросил написать картину с паровозом - то ли транспортники, то ли какое-то дру­гое ведомство. Работа не творческая, но за нее обещали заплатить. Бритов написал, работу приняли, и с той поры у художников появилась та­кая шутка: куда делся такой-то? - По­шел паровоз писать. В общем-то все они не такие меркантильные, глав­ное для них - красить, тоже термин, родившийся здесь, во Владимире. Пошел красить, накрасил - вроде бы принижение своего дела, искусства. Но это только кажется, они - все ры­цари искусства, просто большие вы­думщики и любят шутку.

Нельзя сказать, что харак­тер у Бритова идеальный. Нет, быва­ет, человек и взрывается, и у многих вызывает антипатию, особенно тог­да, когда критикует работы и отклоня­ет их в качестве члена Выставкома. Он руководил Владимирской орга­низацией Союза художников десять лет (1954-1964). Тогда владимирские мастера застолбили свое место как Владимирская школа пейзажа, по­степенно укрепляли свои позиции. Столичные искусствоведы приезжа­ли во Владимир, писали о живопис­цах в газетах и журналах, организо­вывались выставки, о них узнали за рубежом. Красные крыши, фиолетовые тра­вы, цветы получили прописку и пра­во существовать. «Владимирская школа пейзажа» была чуть ли не академией, начинающие жаждали попасть в эти ряды. Но прием был строгий. Иные шептались: это все Бритов не пускает, не любит конку­рентов.

Не знаю, стоит ли говорить о конкурентах, дело это тонкое, но главное - творчество. В начале было сказано, что автор поставил перед собой задачу рассказать о бытовой, личностной стороне своих героев, поскольку о достоин­ствах их творческого почерка напи­саны сотни статей. И сейчас хочу рассказать об одном интересном эпизоде, который заставил участников тех событий сопере­живать и смеяться одновременно. А было так. В восьмидесятых годах практиковались проверки предприя­тий по разным параметрам. Это бы­вали не финансовые проверки, а ско­рее идеологические. Однажды обком партии поручил проверить Мстёрскую фабрику «Пролетарское искус­ство», и в число проверяющих попа­ла и я - от отдела культуры газеты «Призыв».

Вместе с художником Ки­мом Николаевичем Бритовым, Ири­ной Григорьевной Порцевской - из отдела пропаганды обкома КПСС и двумя дамами из райкома КПСС мы направлялись в Мстёру. Вид транс­порта - автоклуб, как называли тогда небольшой автобусик, который был предназначен для поездок в деревни и села, где выступали артисты из на­рода. Была такая прекрасная практика. Теперь это вряд ли практикуется, поскольку предпочтение отдается те­левизору и дискотекам. Но это - дру­гая тема. Так вот, сели мы в Вязни­ках в этот автоклуб, вдохновленные предстоящей встречей с потомками иконописцев. И начались разговоры. Лидировала Ирина Григорьевна. Она прекрасный рассказчик - обстоятель­ный, остроумный.

Речь шла о таком казусе: однажды на московском вок­зале она, не зная о том, поменялась чемоданами с молодым человеком, моряком, который ехал в отпуск и ко­торого Ирина Григорьевна и ее супруг стали разыскивать, когда узнали о пропаже, точнее - об обмене. В рассказе присутствовали какие-то почти таинственные погони, пои­ски, гонки на такси, беседы с незна­комыми людьми, почти детективная история, только без жертв. Мы все смеялись, надеясь наконец узнать о счастливой развязке. Стоял солнеч­ный день, это было в конце зимы, и по обе стороны дороги лежал снег. Вот-вот покажутся дома Мстёры, а мы и не очень жаждали этого появ­ления, поскольку были увлечены рас­сказом Ирины Григорьевны. Никто из нас не заметил трактора, который показался слева от нашего транспортного средства, никто не по­нял, что грядет столкновение. Мы все хохотали, поддерживая своим сме­хом и вниманием рассказчицу. Поду­маешь - там какой-то тракторишко! У нас шофер опытный! И этот опыт­ный шофер, действительно, проявил сноровку: автоклуб стал клониться. Нас спасла малая скорость. На этой малой скорости он достиг мосточка, который встретился на пути, и води­тель, чтобы не встретиться нос к носу с трактором, видимо, решил обой­тись малой кровью: упасть в кювет. И мы, уже прекратив хохотать, стали падать на правый бок. Ситуация! Мы упали, так сказать, на двери, и, сла­ва Богу, никто не пострадал. Кто-то отделался синяками, а кто-то ничем не отделался, только испугом. Это произошло мгновенно, и, пожалуй, никто не успел испугаться. Впрочем, не совсем так. Нам предстояло вы­браться из автобуса как из танка. Поскольку кабина водителя, остава­ясь единственным выходом из ситуации, извините, из транспортного средства. И вот тут первым к «лазу» подошел Ким Николаевич. И вдруг одна из райкомовских дам дурным голосом закричала: - В первую очередь - женщины! Бритов очень спокойно, даже тихо проговорил: - Да я спину подставляю... Дело в том, что без какой-нибудь подставки или спины нам не вылезти - высоковато. И пришлось всем воспользоваться военной хитростью Бритова и наступать ему на спину. Мы вылезали из автобуса, как из ка­бины танка. А вокруг уже собрались зеваки. Откуда они появились в лесу - трудно сказать, но появились и жда­ли окровавленных лиц, но ничего та­кого не дождались.

Так казалось нам, когда потом мы обменивались впечатлениями. Нас довезли на какой-то машине до по­селка. И все равно мы спрашивали у Ирины Григорьевны, чем дело кон­чилось там, в Москве, когда она го­нялась за матросиком. Она отвеча­ла односложно, и уже в ее словах не было особого энтузиазма. Не успели мы вернуться во Владимир, как там уже было известно о нашем приклю­чении. И если честно, то я не помню, что мы проверяли, и чем закончилась проверка. Но я отлично помню, как мы вылезали (именно вылезали, а не выходили из автобуса, поскольку, повторю, он лежал на боку) с помо­щью живописца Бритова.

Проработав в газете «Призыв» тридцать лет, в одном отделе - куль­туры, я часто писала о художниках, у нас была постоянная рубрика - «В мастерской художника». О живопис­цах, графиках, прикладниках. Со­вершенно убеждена: если Париж не­возможно представить себе без Эйфелевой башни, Рим - без фонтана Треви, то Владимир нельзя предста­вить без ХУДОЖНИКОВ. Конечно, у нас есть много достопримечательно­стей: соборы, Золотые ворота, древ­ние валы. Но это тоже все - ХУДОЖ­НИКИ. Их руками сделано самое за­мечательное в городе, они прослави­ли наш город... И один из них - Ким Бритов, народный художник России, чьи картины знают во многих стра­нах.

Мне приходилось много раз пи­сать о нем - конечно, в превосхо­дной степени. Но не всегда он отзы­вался о моих публикациях одобри­тельно. Иногда в его защиту встава­ла его супруга Тамара. Если видела в газетной заметке ошибку, непремен­но звонила мне и говорила нелице­приятные слова. Однажды Ким Николаевич отпра­вился для работы во Францию. В одном маленьком городке жил предприниматель-винодел, который приглашал к себе в усадьбу русских мастеров, давал им кров и хлеб, они писали картины и несколько своих работ должны были оставить этому предпринимателю, как плату за со­держание. Предприниматель соби­рал, видимо, коллекцию своеобраз­ным способом. Что ж, это его дело, а дело наших художников было согла­ситься или не согласиться с таким предложением. Об этом предприни­мателе и о своей работе у него мне рассказал Ким Николаевич, когда вернулся из Франции.

Я была у него в мастерской несколько раз, и в тот приезд из Франции - тоже. Мастер­ская не столь велика, как, возмож­но, должна быть у знаменитого ма­стера, но в ней приятно бывать, по­тому что там есть аура, располагаю­щая к разговору и размышлению. Я слушала и записывала, что он гово­рит, и потом, вдохновленная расска­зом человека, только что вернувше­гося из Франции, написала матери­ал, и его опубликовали. Он не позвонил на другой день, как звонил обычно, не благодарил. Я не придала этому особого значе­ния - не позвонил и не позвонил. А через некоторое время я узнала, что он оскорбился, что работал у вино­дела за похлебку и что расписывал бочки из-под пива. Это особенно его обидело - мастера с мировым име­нем. Странное дело - зачем тогда позвал на интервью, зачем все сам рассказывал? Возможно, я допусти­ла какую-то оплошность, возможно, он не так понял, хотя все было на­писано на русском языке и никакой насмешки или подначки материал в себе не содержал.

Характер Бритова особый. Власт­ный, вспыльчивый, хотя я ни разу не слышала, чтобы он кричал, под­нимал голос. Его речь кратка, но со­держательна, имеет некий глубин­ный смысл, хотя и не столь высоколитературна, чувствуется некий де­ревенский говор, хотя в деревне он не жил: родился в Собинке, перее­хал во Владимир и общался с людь­ми, блестяще образованными, как, например, с профессором Сычевым. Николай Петрович Сычев был бли­стательным искусствоведом, окончив Петербургский университет, препода­вал. Занимался изучением живописи Византии, Руси, бывал в командиров­ках в Германии, Италии, Франции. А во Владимир попал как враг народа, который воспрепятствовал продаже исторических ценностей за границу.

Именно он оказал огромное вли­яние на владимирских художников, талант которых формировался в пятидесятые-шестидесятые годы. С кем ни поговоришь, все утверждают, что Николай Петрович был подар­ком судьбы для юных художников, они благодарны ему. Как и Ким Ни­колаевич Бритов. В каждом коллективе есть свои за­морочки - дружба и неприязнь, за­висть и все, что свойственно твор­ческим людям. Впрочем, не только творческим. То же самое и в Союзе художников. Кто-то преклонялся пе­ред Бритовым, кто-то не любил его, кто-то угодничал. Ничего не скажешь - он личность, он - успешный худож­ник, который горазд сделать откры­тие.

Источник: Баранова, С. Открытие живописца // Голос писателя. – 2009. - № 10.


ВПЕЧАТЛЕНИЯ (ЗАМЕТКИ О РУССКОМ ХУДОЖНИКЕ)

Самые ранние, а потому самые яр­кие и запомнившиеся чувства Кима Николаевича Бритова - человека, прошед­шего по земле 75 лёт: первые ручьи среди пахнущего вес­ною снега и акварельная копия школь­ного учителя с картины А.Саврасова "Грачи прилетели"; радостное ощущение жизни весной 45-го; картина И.Левитана "Март".

Наиболее яркие впечатления детст­ва - весна. Пробуждение природы, темные проталины на пригорках, ко­раблики в первых ручьях, плотные, си­ние мартовские тени на снегу. Запах - особый, непередаваемый аромат пер­вого солнца и весны, запах набухшего влагой снега вперемешку с оттаявшим конским навозом, прошлогодними листьями и травой, запах "отходящей" земли. И ощущения - ощущения непре­менного праздника.

Или поистине потрясение, связанное с увиденной в такие весенние дни в школе, на перемене, незамысло­ватой акварели - копии саврасовских "Грачей", нарисованной учителем С.М. Чесноковым в стенной газете. Потрясение от узнавания своей Родины, и непохожей, и так знакомой на этой кар­тине. Удивление, что так - узнаваемо, достоверно, реалистично, - можно ото­бразить увиденное.

Простой, обычный уголок обычной улочки с покосившимися заборами, перелесок на холме, извилистая не­быстрая темноводная речка, раздолье русского поля. Всё такое пронзительно родное, знакомое... Пейзажи Родины... Пожалуй, именно эти впечатления сохраняются и поныне в весенних, да и не только этого времени года, пейзажах Мастера.

Весна сорок пятого... Уже не так мно­го среди нас тех, кто знает тот год не понаслышке. Бритов встретил май 45-го года на немецкой земле. И полвека спустя, будучи в поездке в США, на вопрос: "А доводилось вам уже встре­чаться с нами, американцами?" - отве­чал, чуть откинувшись: "Конечно... На Эльбе..."

Так вот именно тогда Ким Бритов ощутил - не почувствовал, но именно ощутил радость жизни. А вокруг весна, и вновь пробуждение соков земли, и не такой уж черной видится грязь под нога­ми, и зелень пробивающейся травы не­обычайно ярка, и солнце светит вроде не совсем так, как хотя бы взять вчераш­нее... Весна, победная весна... Уже после войны, в народном тогда журнале "Огонек", увидел вдруг репродукцию И.Левитана "Март". И вновь впечатление от вроде бы когда-то виденного раньше, знакомого и ро­дного пейзажа.

Наверное, одно из главных впеча­тлений российского зрителя, кото­рый смотрит на картины Кима Бри­това, - это узнаваемость. Узнаваемость лесной поляны, кусочка улицы, церков­ки на пригорке, базара в небольшом го­родке, оврага с быстрыми ручьями... Уз­наваемость Родины... То же и для зрителя "не нашего". Хотя и для него пейзажи как бы узнаваема. Кажется, именно так зарубежный цени­тель пейзажа видит и воспринимает при­роду России - по её провинции. Бритов имеет возможность обобщать образы. Он многое повидал на своем веку: Европу сороковых, Совет­ский Союз 50-80-х годов, страны дальнего зарубежья в 70-90-х. И для него родная земля не ограни­чивается одним селом или городом. Он по-прежнему много ездит по Владимирщине, бывает и в других регионах. И, ко­нечно, как у всякого человека, есть у Бри­това любимые места - областной Вла­димир и провинциальный Гороховец, пе­релески под Ковровом и Мстёрой. Го­родские и природные пейзажи. Иногда - натюрморт, портрет.

Бритов любит писать базары, ярмар­ки. Это разноцветье, шум и сутоло­ка, несущиеся с полотен, навевают у зрителя воспоминания тридцати- и более летней давности, когда такой же гомон стоял на торговой площади Суз­даля или "за рядами" в центре Владимира, да, наверное, и во всех городах и городках России. Ким работает быстро. Очень быстро и нетерпеливо, порой даже резко, неистово. Он вообще нетерпеливый человек, и, по-моему, у него часто про­является своеобразный охотничий азарт - "схватить" увиденное, непременно за­печатлеть именно первое чувство - цве­та, формы. «А я вот так вижу!" - руки вразлёт, утверждающий кивок головы и сжатые губы.

Две недели не был в мастерской Кима Николаевича. На полу расставлены новые работы – более десятка полотен. И какие роскошные! -яркие, сочные, хотя на дворе промозг­лый тусклый ноябрь. Я приехал, заходи, посмотришь, чего "наболел", - это его первые слова в апреле после месячного пребы­вания в профилактории, в Пенкино. Мастерскую снова не узнать - три десятка этюдов (это он так называет - "этюды", хотя любой из них может составить гор­дость собрания для знающего коллек­ционера), пятнадцать новых больших пейзажей. - А это где, в Пенкино? - Да, там. - Так погоды-то не было. - А я по впечатлению...

Недавнее признание Кима Николае­вича: - Ты знаешь, у меня вот такое чувство, что я только начинаю ра­ботать... Какие-то новые, неизъяснимые впечатления жизни... Даже в местах, где ранее бывал часто, появились совсем новые для глаза состояния природы...

Любимые времена года Бритова весна и осень. Переломные момен­ты природы - зарождение жизни и ее замирание. Эти ежегодно повторяю­щиеся периоды вызывают творческий подъем у художника. Запечатлеть Ро­ждение, зафиксировать Угасание. А чис­то летних или зимних пейзажей у К. Бритова буквально единицы за весь более чем полуве­ковой творческий путь. Наверное, в эти време­на года он готовится к предстоящим "броскам" на полотно.

Зная "слабость" Кима Николаевича к видам очарова­тельного Гороховца, предлагаю ему посмот­реть фотографию горо­да, снятого с высоты птичьего полёта. Даже не стал глядеть, обро­нив, как бы для себя, по пути к мольберту: "Свер­ху - для искусства неес­тественно" Любимые присказки: "Вот. И всё...", "По­нимаешь, тут вот та­кое вот дело..." Да, эмоциональный. Да, порой резко­ват. И взгляд быва­ет колюч. Но всегда - че­ловек искренний, не из­меняющий себе, друзь­ям, не приспосабливаю­щийся к кому-то или к чьему-то мнению, азар­тно отстаивающий свою точку зрения, свой взгляд на жизнь и её множественные прояв­ления.

Исполненный в 1995 году С.Скура­товым фотопортрет Кима Никола­евича Бритова, наверное, лучше всех передаёт личность Художника. Ум­ный, с искоркой, проницательный взгляд из-под нависших бровей; чуть тронутый улыбкой уголок рта; в позе сидящего в кресле-качалке - спокойствие и уверен­ность человека, много знающего, мно­гое повидавшего на своем веку и имею­щего что сказать людям. У него есть и критики, а как же без них.

И Бритов нормально, при всей своей горячности и нетерпимости, относится к ним: "Ну и пусть говорят. Пусть доказывают. Но - искусством сво­им... Вот тут и поспорим". 8 января Киму Николаевичу Бритову - 75. Думаю, трудно придется ему в этот день. При всей внеш­ней приятности принимать многочислен­ные поздравления от друзей, знакомых, поклонников своего таланта, наверняка К. Бритов будет немного "не в своей та­релке", переминаясь, глядя себе под ноги и смущенно шебурша бороду. А чуть позже будет большой Празд­ник - персональная выставка замеча­тельного русского мастера.

Источник: Матюшкин, М. Впечатления // Молва. – 2000. – 5 января.

Перейти на главную страницу // Вернуться к статьям