Вам надоели «линяющие» листьями мокрые деревья и серое небо? В галерее «Образ» можно окунуться в жаркие краски пейзажей. До 30 октября продлится выставка работ Владимирской организации Союза художников России. 
Эта земля - родина многих святынь русского искусства. Когда князь Андрей Боголюбский перенес в 12-м веке столицу государства во Владимир на реке Клязьме, его архитектура и живопись сделали космический рывок к небу. Даже если вы не путешествовали во Владимир, вы видели гармонию его белокаменных соборов и многоцветных фресок в фильме «Андрей Рублев» Андрея Тарковского. Дмитриевский и Успенский соборы, как исполинские резные шкатулки слоновой кости, чудо белой кувшинки - церковь Покрова на Нерли - все это отозвалось в образах, представленных несколькими поколениями владимирских художников.
Иконы Татьяны Мотиной и Сергея Ратникова унаследовали древний дух иконописцев Мстеры. Небо голубое или черное только на Земле. За пределами атмосферы - всегда золотой свет. Откуда это знали мастера 10-го века? Их святые смотрят на нас из золотого пространства.
Живопись и графика владимирцев соотносятся как крик и шепот. Подчеркнутая декоративность, яркость, плотная фактура, пастозный мазок. Живописцы наносят масло на холст, как щедрая хозяйка на ломоть хлеба. Основателями пейзажной школы, определяющей лицо владимирского изобразительного искусства, стали Владимир Юкин, Ким Бритов, Валерий Кокурин. «Владимир к вечеру» последнего весь залит малиновым звоном с тянущихся на закат колоколен. Малиновые листья вязов и осин в оправе золотых кленов и лип. Вся гора гудит, как колокол! «Осень у Мстеры» Кима Бритова плотна, как шерстяной гобелен, ярка, «как терем расписной».
Зимние гусиные бои Дмитрия Холина - праздник света, когда лучи, отражаясь от побеленной земли, высвечивают каждую ворсинку меховой шубы, и видно так четко и далеко в сухом морозном воздухе.
Двойные портреты людей-цветов - мужской «Иван-чай» и женский «Васильковая тропа» - представил Владимир Севостьянов. А у небесной мифической коровы Елены Суворовой вместо вымени - солнце, а рога - месяц золотой! Вибрирует лучами «Весна в Великом Устюге» Андрея Кувина. Манит нега воды Николая Белова «На Онежское озеро».
Горячие эмали - трудоемкая и рискованная техника. В них, как в акварели, результат не-предсказуем. Но рисовать нужно не краской на бумаге, а расплавленным стеклом на меди! Натюрморты Ирины Михейкиной, пейзажи Елены Сахаровой, абстрактные дневники растений Алексея Веселкина - как рукотворные драгоценные камни. Гобелен Татьяны Гребневой со сложным названием «Меж твердью неба и земною твердью, как между жизнью ускользающей и смертью» ловит своей шерстяной сетью солнце, воду и время. По-гофмановски загадочная бронза Петра Мавшова «Маленькая история», «Дальняя дорога» - приглашение в собственное детство.
Фаянс Раисы Варцевой расписан узнаваемыми владимирскими пейзажами. В центре экспозиции - остров графики, как видение трансцендентного в плотном, вещном мире. Владимирская графика невесома и тиха, как дым. В «Черном стекле» кувшинов Валентины Гилазутдиновой отражаются и комната, и зрители, и даже мир за окнами. Так, любопытные жители Нидерландов в 16-18-м веках вешали у своих окон зеркальные шары-«шпионы», отражавшие панораму улиц и каналов. Владимирская графика работами П. Дика, Б. Французова, А. Бочкина, В. Леонова еще в 70-е годы ХХ века вышла на всесоюзную и мировую арену. На выставке представлены все виды гравюр, каждая - образец в своем роде. Но офорты Бориса Французова завораживают своим чуть слышным шепотом. Офорт - от французского «крепкая вода», то есть азотная кислота. Медную или цинковую доску покрывают специальным лаком. Затем художник стальной иглой наносит рисунок. Азотная кислота растравливает, углубляет штрихи. Лак снимают, а с готовой пластины производится печать на офортном станке. Пространство листов Бориса Французова полно незримого, молчаливого присутствия добра. Его работы украшают многие музеи и частные собрания, в том числе Третьяковскую галерею.
Другой владимирский график, Юрий Ткачев, изобразил мастерскую ушедшего из жизни друга и коллеги. «Мастерская - это лицо художника», - рассказал нам автор. «В мастерской Бориса было богатое собрание натюрмортного фонда - портреты воспитавших его деда и бабки, любимый кот, нарисованный маленьким сыном, пойманная в удачную минуту крупная рыба, венок из сухих ромашек - он так любил цветы! Другая любовь - шахматная доска, рядом кофемолка для излюбленного напитка. Слепок лепнины со стены Успенского собора, рожок пастуха... Сама фамилия Французова связана с ним. Казалось бы, откуда в деревне Камешково такой взяться? В 19-м веке местный барин-меломан возил ансамбль своих рожечников поразить Париж. Да поиздержался дорогой, и крепостные музыканты возвращались на родину долго и с приключениями. Так и прозвали их в деревне: «французы».
Холсты и листы немы, но их голоса, их шепоты и крики слышит душа. Они поют хвалу миру, рассказывают о том, что было, что будет. Успокойте сердце их повестями в осеннее ненастье.
|